виду Лиран. Он не презирает своего брата. Нет. Он говорит, что их связывает братская любовь, а не долг.

– Я понимаю, – мягко замечает Лиран. – Тем не менее есть и другие. Герои, которые потеряли своих подзащитных. Их я и нанимаю.

Его взгляд переходит к Густе, который хотел узнать, что он делает для того, чтобы найти Тарона.

– И хотя они больше всего были преданы своим подопечным, они верные и хорошо обученные бойцы.

Договорив, Лиран смотрит на меня. Я опускаю глаза. Мне кажется неправильным воспринимать эту похвалу героям как похвалу себе. Потому что я ничего не делаю.

Я просто сижу здесь и играю в наследницу престола. А сейчас я притворяюсь, что оплакиваю своего героя.

Я смотрю на Эсту, мне так хотелось бы заглянуть в его голову. Но потом я понимаю, что в этом нет необходимости. На самом деле мне достаточно просто внимательно приглядеться. Его глаза с любовью устремлены на Сантоса, и все его тело повернуто к нему. Губы трогает едва заметная улыбка. Он любит своего брата. Для этого мне не нужно подслушивать, что он думает.

– А что с тобой, Густа? Где твой герой?

Слова Лирана звучат как меч, вонзающийся в плоть безоружного человека. По-видимому, они именно такими и являются.

Взгляд Густы застывает. Я мельком смотрю на Лирана, на лице которого написано удовлетворение, и чувствую гнев.

– Ты ведь знаешь, что с ним случилось, – рычит Густа.

– Да, припоминаю. – Лиран смеется. – Ведь это случилось в тот день, когда…

– Лиран! – вскрикиваю я, похоже, слишком громко.

Он резко замолкает, и все на меня смотрят. Глаза у него на мгновение расширяются, затем он сжимает губы.

– Прошу прощения. Ты права, Авиелл. Я не должен развивать эту тему.

– Что с тобой случилось? – интересуется князь Сладострастия. – Князь Высокомерия позволяет даме себя одергивать?

Князья смеются, и единственная пара глаз, которая продолжает смотреть на меня, – это пара глаз Густы. Его взгляд, эти зеленые глаза… сейчас они вызывают еще большее доверие, чем раньше. Пока остальные смеются, он начинает говорить. Не громко и не тихо, но так эмоционально, что у меня щемит сердце.

– Арес шел со мной к ручью в тот солнечный день. Мне было всего четырнадцать лет.

Остальные замолкают и тоже начинают прислушиваться.

– Я залез в ручей, шел по нему, не обращая внимания, что Арес несколько раз предупреждал меня о сильном течении. В итоге оно сбило меня с ног и потащило… – Густа громко сглатывает. Его зеленые глаза по-прежнему устремлены на меня. – Он прыгнул в воду. Спас меня. Это все, что я помню. Арес так и не выплыл.

Наступает тишина. Никто ничего не говорит. Никто ничего не делает. Все отводят взгляд, стараются не обращать внимания на его печаль, потому что она так неуместна. Потому что этот герой был всего лишь демоном. Но я не такая. Авиелл тоже не вела бы себя так. Поэтому я наклоняюсь над столом и пожимаю его сведенную судорогой руку.

– Мои искренние соболезнования, милорд.

Глаза Густы расширяются и встречаются с моими. Я впервые вижу в его глазах знакомое мне чувство. Будто между нами какая-то родственная связь. Да, будто наши души знают и понимают друг друга. Более того… доверяют друг другу.

– Оставим эту тему, – приказывает Сантос.

Я отпускаю руку Густы. Но не сразу. Потому что ни Тарон, ни Сантос не мои повелители. Будет глупо даже на мгновение так считать. Я просто хочу быть героем Навиен. Но здесь, в этот момент, я больше, чем она. Я – будущая княгиня Истины. Равная им. Хотя Авиелл никогда это так не воспринимала, я теперь вижу это совершенно отчетливо.

– Но вот что я подумал по поводу героев, княжна. Почему вы не удалили этот шрам?

Мне нужно держать себя в руках, а не вздрагивать. Особенно потому, что ему бросается в глаза мой шрам после разговора о героях. Мне хотелось бы ощущать, что я совершила уникальный и отчаянный поступок. Но это не так. Многие герои до меня вырезали этот знак, чтобы их не распознали.

– Он вас беспокоит? – спрашиваю я, стараясь казаться спокойной.

– Не надо ссор, – звучит голос Вьюнка у меня в голове. Ей легко говорить.

– Известно, что я князь Скупости, но еще я чрезвычайно горд. Так что да, меня бы беспокоил такой шрам. Если бы у меня была куча героев, которые могли бы это исправить… я бы его уничтожил.

Я убираю прядь, которая наполовину скрывает мой шрам, за ухо. Сантос отводит взгляд, кажется, ему противно это видеть, и я не могу винить его за это. Щека у меня уродлива из-за шрама – он очень большой и тянется от подбородка ко лбу.

Но я не стыжусь его. И никогда не буду стыдиться. Единственное, что мне в нем не нравится, так это то, что из-за него исчезла моя лилия, по-видимому, с ней исчезло мое истинное «я». Моя сила. Моя воля.

– Даже шрамами можно гордиться, милорд, – сладким голосом говорю я.

Мило и нежно. Но никакого из этих чувств во мне нет. Мне снова сжимает руку Лиран, и мне жаль, что здесь нет Миела. Он бы меня подбодрил.

– Можно. Но не нужно, – утверждает Сантос и смотрит на остальных. Ждет их одобрения.

– Почему же?

– Потому что шрамы – признак слабости, миледи.

– Слабости? – переспрашиваю я.

Лиран продолжает сжимать мне руку.

– Оставь это, – слышу я его хриплый голос.

Но это уже давно зашло слишком далеко.

– Да. На вас напали, вы не могли сопротивляться, а ваш герой не смог вас защитить.

В этот момент я забываю, зачем я здесь.

Глава 16

– Что ж, тогда вы не откажетесь от поединка, не так ли, милорд? Я слышала, у вас на сегодня запланирован турнир.

Сантос смотрит на меня, а все вокруг ждут, что он ответит. Может быть, они сочтут благородным, если он откажется. Но сам Сантос нет. Он слишком горд и скуп и хочет завоевать победу. Краем глаза я замечаю, как Густа откидывается назад, в глазах у него возникает веселый интерес. Его взгляд говорит мне, что он догадывается, кто победит в этой битве.

– Вы – женщина. Вы не обучены для поединков, – пытается возразить Сантос. – Такие состязания проводим между собой только мы, князья.

– Ах, вот как? Вы, кажется, забыли, что я тоже княгиня.

– Авиелл, – снова обращается ко мне Лиран. Однако я встаю, избавляясь от его собственнической хватки.

– Мой отец был